Мой Петербург

Лучшее место на Земле — это Стрелка Васильевского острова в белую ночь. Развод мостов, прерывающий маршруты и оставляющий целые толпы на берегу, воспринимается всеми как праздник, как подарок. Неужто это те самые люди, которые целый год спешат, с отчаянием втискиваются в трам­вай и вагоны метро, а потом в своих учреждениях склочничают и качают права? Нет здесь таких. Все добры, веселы, красивы. Матовый свет белой ночи обнимает всех одинаково ласково, красоты застывшего в легкой дымке пейзажа — твои навсегда, никакая реформа их у тебя не отнимет.
Когда, как целая большая улица, поднимается перед тобой мост, а потом и другой вдали задирается в небо, все почему-то аплодируют, словно это не техническое мероприятие для про­водки судов, а праздничный аттракцион, вроде салюта для тысяч зрителей, усеявших берега.
Нева «открывает ворота», и на медленно проплывающих судах люди тоже чувствуют, что эти светлые мгновения необыкновен­ны, и что можно весь год быть хмурым и озабоченным, все боль­ше сгибаться под гнетом забот, но здесь сейчас надо выпрямить­ся, улыбнуться, вспомнить все лучшее в твоей жизни и помахать в ответ людям на берегу, которые ощущают сейчас тоже, что и ты. Тут сейчас мы все вместе и любим друг друга, и надо запомнить это состояние на всю жизнь. Белая ночь наполняет тебя счастьем надолго, все горести тают в общем счастье, и ты понимаешь, что ты жизнь выиграл, раз оказался со всеми здесь. Петербург ле­чит. Все великое и гениальное, что стоит сейчас у тебя перед гла­зами, кажется простым, доступным, твоим. Что можно сделать с тобой, когда все это — твое, и никто этого не отнимет? Солнце, хотя и без него было светло, поднимается вдали, от Литейного моста, и первое, что сияет солнцу в ответ, — ангел на петропав­ловском шпиле.
И, забыв навсегда все плохое, ты, посвистывая, переходишь огромный мост, который покорно склонился перед тобою.